Вепрь - Страница 3

— Вот сидим и думу думаем, как нам те полки остановить, да ничего на ум не идет, — не стал чиниться воевода. Как видно, человека этого он знал не первый день, а потому и цену ему составил уже давно.

— А чего их останавливать, пусть подходят, да в осаду садятся. Чтобы им Обережную взять, нужно целую армию подводить, а ведь и против великого князя войско нужно, опять же Забаву в осаду взяли, там не менее двух полков, чай силы-то у гульдов не бездонные.

— Нельзя допустить, чтобы проход по тракту прерывался.

— Да-а-а, князь у нас нынче рачительный, не то что батюшка его. Тот все норовил всех окрест за грудки потаскать, а этот о мошне в первую руку печется.

— Ты как смеешь, о великом князе… Холоп…

— Ты боярич полегче, холопить свою челядь будешь, да по деревенькам своим, — метнув свирепый взгляд на Бояна, оборвал Добролюб, — И не сверли меня взором, на мне уж места не осталось весь в дырках, от таких гляделок.

— Остынь, Добролюб.

— А я и не закипал, воевода, ты эвон боярича остуди.

— Хватит, — сказано это было жестко, вроде и голоса не повысил, а сталь так и зазвенела. В ответ на это Добролюб ухмыльнулся и качнув головой, устремил взор в пол, вот только ухмылка та была пострашнее оскала звериного. — Заговариваться иной раз начинаешь. Знаю, что жизнь свою не ценишь, но ить и помереть можно по разному.

— Хм. Убивать-то сразу станешь, или сначала послужить потребно?

— Желательно бы послужить, — внимательно глядя в глаза подчиненного, а кого еще-то, медленно кивнул Градимир.

— Тогда слушаю тебя, воевода, — слегка разведя руки снова ухмыльнулся Добролюб.

— Как мыслишь, сможем мы остановить ворога в чистом поле?

Ага, как же, чистое поле. Леса кругом считай дремучие, пойти можно только по дорогам, да вдоль реки есть относительно свободный путь, но именно им-то и воспользуются гульды. Не сказать, что там теснина серьезная, засеками проход никак не перегородишь, чтобы малыми силами сдерживать большие. Да, по лесам полки вести сущее наказание, а как про обоз вспомнить, так и вовсе плакать захочется, но то в походе, а как в бою, так солдат налегке вполне преодолеет и лесную чащу, и болотце, да ударит во фланг или тыл. Так что, выражение оно конечно фигуральное, но только все одно верное, чистое поле и есть.

— А это, как останавливать, воевода.

— Стало быть, честью придется поступиться, — вскинулся молодой. Добролюб окинул его задумчивым взглядом и тяжко вздохнул.

— Вот придумали же, ЧЕСТЬ. Кто на ее счет больше всех печется, как не иноземцы. Все-то мы на запад пялимся, как же просвещенные народы, с развитыми ремеслами и превзойденными науками, а славены, мышка серая, да быдло неученое. Иноземцы нас жизни поучают на каждом шагу, а мы им в рот заглядываем. Нас грязными славенами называют, а мы киваем как кони на выпасе, а ведь это они проживают как свиньи, не мы. Это ведь у них нет отхожих мест и гадят они где придется, без стыда сбрасывая порты или задирая подолы. Это у них, в жару невозможно находиться в их дворцах, замках да усадьбах ибо зловонит так, что глаза режет. Это они ходят завшивевшими и почитают это благостью, а бани так и вовсе не знают. Но нет, мы заглядываем им в рот и ждем, когда они нас научат жить. Честь. А достойно чести, возносить на костер не разбирая мужик то, баба, старик или дите неразумное? Враги они нам. Всегда врагами были и будут, потому как мы им только как холопы нужны, как скотина бессловесная. А врага как не бей, все к добру.

Вот тебе и свирепый зверь. Как видно образование у этого воина было неплохим, потому как иначе поди объясни то, что сейчас было. И повидать по всему выходит ему довелось многое или как малое, со многими пообщаться. Странный и непонятный человек. А не боярского ли роду? Может потому ему и благоволит воевода, да позволяет столько, сам-то ой как не худороден?

— То не ответ на вопрос, — покачал головой воевода.

— Хорошо уже то, что великий князь прислал в крепость полк стрелецкий, двумя полками все легче будет. Не гляди на меня так, воевода, сравняем мы число, а то и большего добьемся, но на то воля Отца нашего.

— И как ты этого собираешься добиться?

— Ни к чему тебе то знать, воевода. Знай только, что есть средство. Да не журись, мой то грех. Потому и не сказываю тебе ничего, что не нужно тебе знать. Выйдешь честь по чести в чисто поле, а что там стряслось или стрясется, то тебе пока без надобности.

— А воинской хитростью никак не обойтись? — как видно мысль о том, что бить врага придется бесчестным путем, Бояну вовсе не блажила.

— По воинским премудростям у нас воевода мастак, а коли он меня призвал, то не видит как можно это дело обделать.

— Десяток свой возьмешь? — это уже Градомир.

— Дак, куда же я без него.

— Действуй, с рассветом мы выступаем.

— Только так, воевода. Если дойдешь до Уютного и не получишь от меня вести, разворачивай обратно и стереги крепость, потому как тогда у нас ничего не вышло и головы мы свои сложили.

— Добро.

Когда дверь за Добролюбом закрылась, Боян не сводя с нее взгляда задумчиво обратился к воеводе, явно мучаясь своими думами. Вот не первый день он знает обоих, Градомира уж несколько лет, этого зверя уже почти год, но никак не может понять, что их связывает и отчего воевода столь много позволяет этому странному человеку.

— Градимир…

— Опять тебе Добролюб покоя не дает? И чего ты его не любишь, ить ничегошеньки плохого он тебе не сделал?

— Он служит в нашей крепости, а стало быть, его действия, честь порочащие, на нас ложатся грузом.