— В войне чести мало, тут он прав.
— Воевать можно по разному, можно и так, чтобы честь не уронить, а он не гнушается ничем, а уж что касаемо гульдов… Вепрь, он и есть Вепрь.
— А за что ему гульдов любить? Ты видел его. То их работа. Сами они на свою голову зверя того в нем пробудили, да такого что как только замирение выходит, он начинает маяться мечась из угла в угол. И еще, Боян. Вепрем его вороги называют, ты не смей. Возлюбить его я тебя заставить не могу, но чтобы имя это звериное, я больше не слышал из уст твоих. Понял ли?
— Понял, воевода.
— Вот и ладушки. Готовь людей, с рассветом выступаем.
Крепость Обережная, названная так, потому как охраняла единственную переправу через большую реку Турань на сотни верст вверх и вниз по течению. Вот так вот незамысловато. В плане она была прямоугольной, большой стороной вдоль тракта сто сажень, меньшей восемьдесят. Крепость каменная, что у славенов встретишь не так чтобы и часто, но с другой стороны, она была поставлена сравнительно недавно, а потому рассчитана на противостояние огнестрельному оружию, ее стены и башни вполне могли выстоять длительное время против пушечного огня.
Устройство у нее было простое и немудреное, внутри помещались казармы, сейчас их обитателям пришлось потесниться, в связи с прибывшим подкреплением. В гарнизон входила так же и сотня посадской конницы, что не говори, но нужно было вести патрулирование торгового тракта, места густо поросшие лесом, так что разным татям, есть где укрыться и по-потрошить проезжих купцов. Потому помимо казармы для всадников имелась и обширная конюшня, где содержались не только боевые кони сотни, но и другие используемые в качестве тягловой силы. Имелся пушечный двор, вместе с крепостной кузней, и арсенал, две трети боевых припасов хранились именно в нем, треть же была разнесена по башням. Башни, все квадратного сечения, расположены по углам стен, две из них на северной и южной стенах, они одновременно являются надвратными. Южные ворота выходят к торговому тракту, северные на дорогу вдоль Турани, вверх по течению. Есть церковь, острог, караульное помещение, подворье на котором находится сотенная казарма, там квартируют командиры сотен, неподалеку от нее подворье воеводы, а рядом его помощника.
Крепость имела на своем вооружении десяток пушек, установленных на лафетах способствующих их относительно быстрому перемещение в ту или иную сторону, правда для перевозки на дальние расстояния, пушки с лафетов снимались, разбирались сами лафеты, все это хозяйство грузилось на подводы и таким вот образом транспортировалось к месту полевого сражения, где опять должно было собираться и преврашаться в грозное орудие. Одним словом сплошная морока, а если не будет дня для того, чтобы все это привести в божеский вид, то артиллерию в поход взяли зря. При всей своей неповоротливости, пушкари проходили по отдельному приказу и имели жалование в двое против стрелецкого.
Имелся по средине крепости и плац, новшество привзятое от иноземцев, на том плацу проводились смотры сотням, а так же проводились учения, чтобы воевода мог воочию наблюдать за тем, как протекает боевая подготовка.
Гарнизон был сменным, а чего вы хотите, коли стрельцы чай и семьи имеют и подворья свои в Брячиславе, где есть целая стрелецкая слобода. Здесь они только служат, вот отстоят годик, а потом на год домой, если война не случится, а войны проклятущие часто случаются, в особенности с гульдами, больно они брячиславичей не любят, но сколь не воюют, а земли пока в прежних пределах.
От неуемного характера соседей, на берегу Турани, против земель Гульдии, были возведены три крепости, к ним-то и вела дорога вдоль реки. Лада, Забава и Мила, словно в издевку над супостатом, крепостям дали женские имена, а может причина и в ином, давно это было. Так вот крепости те деревянные, против огнестрельного оружия укрепленные слабо, но поставить что-то более основательное пока никак не выходило, как всегда не доставало средств. Оно вроде князь и бережливый и дела ведет с прибытком, да вот только помыслил он новое в княжестве ввести, а под это никаких денег не хватает.
Выйдя на свет божий, Добролюб посмотрел на солнышко, которое несмотря на то, что еще весна, припекало уже совсем по летнему. Птицы поют, земля силой наливается, вобрав в себя брошенное зерно, плодовые деревья расцвели пышным цветом, обещая обильный урожай, вокруг жужжат пчелы, почуявшие тепло и тут же устремившиеся собирать цвет. Здешний мед ценится, вокруг заливные луга полные разнотравья, с весны до осени покрытые разными соцветиями, опять же липовая роща, да местные возделывают гречу.
Местные. Эвон, все посадские в крепость сбираются, повсюду подводы со скарбом селян, забирают только самое ценное, но все одно изрядно получается. В посаде останутся только староста, да несколько человек. Дома и постройки обкладывают все еще душистым прошлогодним сеном, случись появится ворог, враз подпалят и полыхнет посад разом. Нельзя иначе. Места, они лесом богатые и случись противнику подступить, то с материалом он трудностей знать не будет, но постройки-то не только для нужд использовать можно, но и как укрытие.
— Эвон, вишь Вепрь, — вдруг донесся до него мальчишеский голос полный как страха, так и восхищения.
— Брешешь, — не веря и все же желая, чтобы это оказалось правдой, высказал сомнение другой голосок.
— Собака брешет. Говорю тебе Вепрь и есть. Ишь страхолюд какой, его как только ворог видит, тут же обделывается, а он его раз и об колено.
— Я думал он по боле.